Марат - безумие революции. Часть 2 — LegendaPress

Марат — безумие революции. Часть 2

Возможно, потребуется отрубить пять-шесть тысяч голов; но, если бы даже пришлось отрубить двадцать тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты.

Друг народа

Свой заветный станок Марат, в конце концов, получил. 12 сентября 1789 года вышел первый номер его газеты, за которой впоследствии закрепилось скромное имя «Друг народа».

«Измученный к моменту революции преследованиями, которым так долго подвергала меня Академия Наук, я с радостью воспользовался представившимся мне случаем, чтобы отбросить своих угнетателей и занять должное место», — с присущей ему прямотой напишет впоследствии доктор.

Истеричные и параноические предупреждения Марата относительно готовящихся всюду заговоров удивительным образом сбылись впоследствии, что, разумеется, добавило ему авторитета.

Измена Лафайета и Дюмурье, двуличие Мирабо, предательство и бегство короля были предсказаны им задолго до того, как стали свершившимися фактами. Дорогие товарищи, вы говорите, что меня считают пророком; но я такой же пророк, как и любой из вас. Я просто внимательно разглядываю то, на что вы не обращаете внимания. Я тщательно изучаю людей, которым вы верите на слово, и познаю различные комбинации всех элементов политической машины, на игру которой вы смотрите просто как зрители», — писал в своей газете доктор.

марат

То было время иллюзий, и наш герой видел свою задачу в том, чтобы эти иллюзии как можно быстрее развеять. Провокации и подстрекательства, совершенно разнузданные, всегда составляли его литературный стиль. Очень скоро Друг народа обрел гигантскую популярность в народных массах.

Это была первая грандиозная демонстрация роли прессы в управлении коллективным сознанием и коллективным бессознательным, здесь Марат был первооткрывателем и первопроходцем, значительность которого трудно переоценить. При этом в отличие от остальных своих коллег, в своих действиях он был абсолютно сознателен и вполне последователен.

Нужда

Свою газету Марат делал в одиночку, совершенно один, всегда отчаянно нуждаясь. Печаталась она неразборчивым шрифтом на серой, плохо обрезанной бумаге, строки наползали одна на другую, тираж был более чем скромен. Тираж «Друга народа» составлял поначалу две тысячи экземпляров.

Для сравнения, тиражи газет Мирабо и Лустало, выходивших в это же время, составляли соответственно десять и сто тысяч экземпляров. В довершение к этому, на них работал целый штат «литературных негров».

И все же ни одна из выходивших в то время газет, во многие из которых вкладывались нешуточные деньги. Не могла даже отдаленно сравниться с листком Марата по степени влияния на массы и, так сказать, отдачи от своего содержания.

Часто зажигательные призывы Марата зачитывались вслух энтузиастами при больших скоплениях людей. Нужно ли говорить, какую реакцию вызывали они у тех, против кого были направлены? В начале 1790 года Друга народа наконец попытались арестовать. Огромная толпа народа перекрыла вход его дома. Полицейские отступили ни с чем.

марат

Весной 1792 года началась крупномасштабная война Европы против революционной Франции. В самой Франции стремительно набирала силу контрреволюция. Восстания в Вандее и Лионе были уже не за горами. Нечего говорить, что интервенты и контрреволюционеры были настроены самым свирепым образом. Совершенно по-маратовски требуя крови всех революционных мятежников и тех, кто был так или иначе с ними связан.

Король после неудачной попытки бегства из Парижа фактически не имел реальной власти. Падение монархии 10 августа было неизбежным и довело до предела все существующие противоречия. Для революции пришло время обнажить клыки.

Не следует думать, что террор явился исключительно результатом деятельности революционных подстрекателей вроде Марата. Убиенный король Людовик и давно умерший философ Руссо внесли в триумф террора лепту не меньшую, чем революционеры Робеспьер и Сен-Жюст.

Взрыв революции

Такого рода события подготавливаются десятилетиями — как сознательными действиями отдельных людей, так и всем ходом развития общества «Все, что я вижу, сеет семена революции, которая настанет неминуемо, — писал еще в 1764 году Вольтер. — Увы, я буду лишен удовольствия быть ее свидетелем…

Просвещение потихоньку распространилось до такой степени, что взрыв последует при первой благоприятной возможности, и тогда будет славная возня. Накануне кровавого террора 1793 г., — пишет известный исследователь Французской революции Огюстен Кошен, — с 1765 до 1780 г., в словесной республике проходил бескровный террор. В котором роль Комитета общественного спасения играла “Энциклопедия”, а роль Робеспьера — Д’Аламбер».

«Меня смущает то, — замечает он далее, — что все эти ужасные, дьявольские последствия имеют истоком крошечный факт, который их объясняет, — такой банальный, такой незначительный факт — болтовню».

Мода на резню

Причем последний фактор является основополагающим. Любопытный и леденящий душу штришок: в разгар террора некоторые дамы, следившие за модой, носили в ушах маленькие серьги-гильотинки. А восемь десятилетий спустя, мае 1871, после разгрома Парижской Коммуны, светские дамы приходили поглазеть на пленных коммунаров, и развлечения ради выкалывали им зонтиками глаза.

марат

Девятого января 1792 года, еще до разгара террора, Марат впервые встретился с Робеспьером, человеком, который впоследствии станет символом французской революции.

Марат вспоминал, как Робеспьер заметил ему, что он сам виноват в том, что полезные мысли, изложенные в его статьях, не приносят того блага, которое они могли бы принести. И это произошло потому, что он упорно настаивал на своих чрезвычайных и резких предложениях.

Как, например, казнить пятьсот — шестьсот преступников, возбуждающих негодование не только сторонников аристократии, но и друзей свободы. «Вы макаете свое перо в кровь своих врагов», — присовокупил Робеспьер.

Спор Робеспьера и Марата

«Узнайте, — отвечал Марат, — что если бы после резни на Марсовом поле я нашел две тысячи человек, воодушевленных чувствами, раздиравшими мою душу, я бы во главе их заколол кинжалом генерала посреди его батальона разбойников. Сжег деспота в его дворце и посадил на кол наших отвратительных представителей».

«Робеспьер слушал меня в ужасе, — вспоминает Марат, — он побледнел и некоторое время молчал. Это свидание укрепило мнение, которое всегда у меня о нем было. Что он соединяет знания мудрого сенатора с честью подлинно добродетельного человека и рвением настоящего патриота. Но ему в равной степени не хватает дальновидности и мужества государственного деятеля».

Похожую историю, случившуюся позже, рассказывает сестра Робеспьера Шарлотта. «Однажды Марат пришел к моему брату, — пишет она в своих мемуарах. — Этот визит нас удивил, так как обыкновенно Марат и Робеспьер не имели никаких сношений. Вначале они говорили о делах вообще, потом о направлении, какое принимает революция. Наконец, Марат коснулся вопроса о мерах устрашения и жаловался на мягкость и чрезвычайную снисходительность правительства.

“Ты человек, которого я уважаю, может быть, больше всех на свете, — сказал Марат моему брату, — но я уважал бы тебя еще больше, если бы ты был менее умерен по отношению к аристократам”. — “Я тебе ставлю в упрек противоположное, — ответил мой брат. — Ты компрометируешь революцию. Ты заставляешь ненавидеть ее, требуя казней.

Эшафот — ужасное средство и всегда гибельное, нужно осторожно пользоваться им и только в тех серьезных случаях, когда родине угрожает опасность”. — “Мне жаль тебя, — сказал тогда Марат, — ты не дорос до меня”. — “Я был бы очень удручен, если бы сравнялся с тобой”, — ответил Робеспьер. — “Ты меня не понимаешь, — продолжал Марат. — Мы никогда не сможем идти вместе”. — “Возможно, — сказал Робеспьер. — Но это будет только к лучшему”. — “Мне очень жаль, что мы не можем сговориться, — добавил Марат, — ибо ты самый безупречный человек в Конвенте”».

марат
Максимилиан Робеспьер

Понимание террора

Причина разногласий между Робеспьером и Маратом заключалась не только в кровожадности последнего, но и в качественном, принципиальном различии в понимании террора.

Для Робеспьера, во всяком случае, на начальном этапе, террор был только необходимой разновидностью военных действий. Массовые казни должны были обеспечить устранение конкретных лиц, обезглавив верхушку контрреволюции.

Террор для него — в первую голову великолепный способ «постоянно держать народ в возбуждении», способ создания особого морального и психологического состояния народных масс с тем, чтобы, опираясь на это состояние, править и побеждать.

Пытаясь оправдать позицию новой власти во время кровавых погромов, учиненных парижской чернью в сентябре 1792 года. Когда на избиение заключенных в тюрьмы аристократов власть смотрела с молчаливым одобрением, если не инспирировала их. Дантон говорил в Конвенте, что они «явились следствием всеобщего возбуждения умов, национальной лихорадки, творившей в то же время чудеса, которым будет удивляться потомство. Неустойчивость как источник власти!

Слово Марата

Объясняя свою уже упоминавшуюся выше кампанию против министра Неккера, Марат прямо писал: «Обвинение, предъявленное первому министру как виновнику голода, истощившего королевство как участнику и главе заговора. Имело целью не только возбудить любопытство, но и посеять ужас и тревогу».

Террор должен стать не просто очередным этапом военной операции, но сознательным индуцированием тотального психоза, массовой истерии, надежным гарантом перманентного шока. Террор как политика, террор как индустрия, террор как культура и искусство.

Прежде всего литератор, Марат отнюдь не был самым жестоким из революционеров. Главным его орудием даже во времена гильотины было прежде всего слово Отвечая на обвинения журналиста Демулена в провокациях и распространении не всегда правдивой информации.

Марат замечает: «Для осведомительской газеты, как ваша, Камилл, подобное обвинение было бы, разумеется, очень серьезно, но для моей, чисто политической, оно сводится на нет. Откуда вам знать, может быть, то, что вы считаете ложными новостями, является текстом. Который был мне необходим, чтобы отклонить какой-нибудь зловещий удар и достичь своей цели?».

Какой-нибудь Колло д’Эрбуа был куда более кровав и жесток. Но именно Марат стал олицетворением террора. Во-первых, потому, что он, вплоть до лишая своего, казался создателям легенды о французской революции. Исключительно подходящей для такой роли фигурой.

И во-вторых, потому, что сумел наиболее сознательно среди всех революционеров, включая Робеспьера. Декларировать террор не столько как радикальную репрессивную меру, но как агрессивный информационный акт. Ему действительно удалось опередить свое время — в присущем только ему исступленном и неистовом стиле.

Продолжение следует…

Читайте остальные части Марат — безумие революции. Часть 1

Читайте остальные части Марат — безумие революции. Часть 3

Комментарии к статье (2)

Добавить комментарий

Top.Mail.Ru