Как мышьяк стал лучшим другом Анны Цванцингер. И почему она совсем об этом не жалела

Романтическая сентиментальность стала уступать жесткому практицизму. А мечты о муже — злобе на мужчин и весь их скупой и тем жестокий мир.

Редкие покровители и любовники подрастерялись где-то как-то. Во времени и в быту. Дети выросли и стали совершать свои ошибки. Им она была уже не нужна. Анна осталась одна. Ну, или почти одна. “Моим лучшим другом всегда был мышьяк”, — позже откровенничала она со следователем.

Откуда что взялось, спрашивается. Ведь родилась она 7 августа 1760 года в городе Нюренберге, под счастливой звездой. Точнее, фамилией. Родители Анны Маргареты были Шенлебен, то есть буквально “Хорошая жизнь”.

Другое дело, что обеспечивало эту самую «шенлебен». А это был трактир. И не просто, а “Под черным крестом”. Природа, как известно, постоянно стремится к некоей странной гармонии. В чем-то даст, где-то отнимет. Вот и балансируй. По мере возможностей.

Балансировать Анне Маргарете пришлось с полутора лет. Сначала умер отец, а за ним через два года последовали мать и брат. Могла ли помнить счастливую семью и любящих друг-друга родителей малолетняя дочь? Вряд ли. Но всю жизнь она стремилась компенсировать эту потерю. Как могла. А главное — чем могла.

В течение нескольких лет девочку мотало по приемным семьям. Под Черным крестом прошли эти годы. Хоть трактир и пришлось покинуть. Пришлось пожить у старой девы, вдовы пастора и еще в нескольких семьях. От этого периода остались неприятные воспоминания и навыки шить, кроить и вязать. Только когда ей исполнилось десять, Анну забрал к себе на воспитание некий опекун.

Это был состоятельный коммерсант, который получил во временное управление трактир ее родителей. Последующие восемь лет сыграли в жизни будущей серийной отравительницы решающую роль. Добродетель баловал Анну, как мог. Вот тут “Шенлебен” приняла ее в свои коварные объятия. Что из того пошло в прок? Сказать сложно. Хорошее образование? Могло бы. Но Анна никогда не пользовалась его плодами.

Зато всю последующую жизнь она была уверена, что создана если не для роскоши, то для надежного достатка, упоительной неги и блестящего общества точно. Понимание, откуда берутся билеты в столь желанные кущи, тоже пришло довольно рано и засело достаточно глубоко. Ей нужен мужчина, что обеспечит достойную оранжерею цветку, столь дорогому. А главное, что редкому.

Пятнадцатилетие принесло Анне дорогие подарки и знакомство с будущим мужем. Опекун сговорился с отставным унтер-офицером, а к тому моменту нотариусом Отто Цванцингером. Тридцатилетний юрист был перспективен. Фамилия буквально кричала о светлом будущем. Ведь она соответствовала названию монеты в 20 крейцеров.

Да и профессия жениха, что тогда, что сегодня надежна и основательна. Нотариус — не “звезды с небес”, конечно, но пиво с айнтопфом в будни и розбратеном в праздники обеспечены. А перспективы роста? Кто может оценить будущее?

Будущее начинающего юриста маняще туманно. Там может быть все что угодно. От случайных консультаций в ближайшем браухаусе за кружку пива с брецелем до судьи, депутата ландтага или революционного диктатора какой-нибудь, безусловно, великой революции.

Анна не оценила перспектив. Сентиментальность к себе сегодня, требует более основательных доказательств безоблачного существования завтра. Опекун уговаривал избалованную сиротку почти четыре года. А жених ждал все это время. Должно быть, нотариуса связывало с коммерсантом нечто большее, чем матримониальные устремления к сомнительной и самовлюбленной малолетке.

Любовь к себе не терпит конкуренции. Она всецело требует концентрации на ее объекте. И каждодневных доказательств тому. А вот взаимностью, как правило, не отвечает. Здесь важно безвозмездное ежедневное служение и бытовой практицизм. Ведь предмет чувственного поклонения требует вполне материальных подношений.

Тем не менее 5 октября 1778 года Анна Маргарета вышла замуж и стала Цванцингер. Брак как-то не задался сразу. Мрачные ожидания молодой жены оправдались. Прибылей “с гулькин хрен”, а выпить Отто любил, умел и не стеснялся. Какое уж тут беззаветное служение предмету чувственного поклонения.

Алкоголь сам его взыскивает. И высказывает он свои претензии к монополизму весьма категорично. Он требует полноценного внимания, отнимая его у остальных окружающих. А Анна нуждалась во внимании особо. Ибо однажды она его теряла полностью и теперь панически боялась возвращения к состоянию покинутости.

В 1781 году Анна Маргарета стала юридически дееспособной полностью и получила в распоряжение наследство своего отца. Вернее, то, что от него осталось. Тогда она стала жить той жизнью, что считала для себя единственно достойной.

Приемы и Высшее общество Баварии скучало без фрау Цванцингер. По мнению самой фрау Цванцингер, во всяком случае. Ну, как “Высшее”? В рамках юридической корпорации. Местные судьи, адвокаты, нотариусы приняли новую пару в свои ряды. Точнее, Отто они слегка терпели, а вот Анну Маргарету так очень даже полюбили.

Доходы мужа не выросли от приобретения влиятельных знакомых, а наследство таяло. К тому же в браке родились трое детей: два сына и дочь. Один из мальчиков умер. Но остальных то содержать надо. А это значит уделять им внимание и делиться благами.

А этого Анна не любила. Мир всецело должен служить ей. Она было попробовала провернуть лотерею с розыгрышем неких часов, доставшихся ей от отца, “старинных и цены не малой”. Но чуть не загремела в местный следственный изолятор. Помогли друзья. Тогда они еще были.

Она довольно быстро завела ряд любовников и покровителя. Отношения со всеми были взаимны. Она им пыл и ласки, а они ей талеры, гульдены, крейцеры и что-то типа “крыши”. И все оставались довольны. Лишь иногда протрезвевший муж бил ее от досады. Но это изредка.

Да, к тому еще 21 января 1796 года Отто скоропостижно скончался. После некоей не продолжительной болезни. Точнее не известно. Тогда еще вопросов к смертям вокруг Анны Маргареты у властей не возникало.

Тридцатишестилетняя Анна ощутила свободу. На протяжении нескольких лет она переезжала из одного города в другой. В Вене попыталась открыть кондитерскую, но что-то не пошло. Как-то с покровителями получалось не очень. От одного она родила. Младенца отдали в приют. Много позже она скажет следователю, что ребенок умер.

Попробовала жить во Франкфурте. Где от безысходности впервые начала трудовую деятельность в качестве экономки. Но во всех трех домах, где ей довелось убедить хозяев в своей необходимости, Анна не задерживалась более трех месяцев. Либо за некомпетентность, либо за мелкие кражи гнали с должности.

Тогда она вернулась в Нюренберг. Еще не так давно местный фрейхерр, оставшийся инкогнито так он и известен как “фон В.”, ценил в Анне женщину. Теперь же предложил лишь должность. Должность экономки в его городском доме. Странное дело. Предложение она приняла, но обиделась.

Странное, потому что за четыре года до этого Анна инсценировала сначала беременность от него, а затем самоубийство из-за отказа признавать несуществующего ребенка и жениться. А тут принял на должность, пустил в свой дом.

Правда, вскоре выгнал. Ибо справляться с обязанностями, какими бы то ни было, она не могла. А матримониальные намеки сменились требованиями. Имя его не известно, но характер понятен. Сто гульденов в зубы и вон. На улицу.

В 1804 году Анна Маргарета поселилась в Веймаре. Она нанялась экономкой в дом камергера местного герцога. По обыкновению своему на должности долго не задержалась. Хоть в чем-то да должно проявляться постоянство. Даже у фрау Цванцингер. Но здесь проступила творческая натура. Она украла некое кольцо, принадлежавшее хозяйке дома. Работодатели поступка не оценили. Пришлось бежать.

Сначала Марбенхайм, где осела ее дочь с новым мужем переплетчиком. Затем Вюрцбург. Везде за ней следовали ориентировки о розыске за совершение кражи. В конечном итоге Анна Маргарета решила “выйти из зоны комфорта” и изменить будущее, поменяв имя. Короче, перешла на нелегальное, законспирированное положение под новой легендой.

В 1805 году в Ноймаркт-ин-дер-Оберпфальц въехала вдова фрау Наннет Шенлебен, в девичестве Штайнакер из Вены. В городе она открыла курсы кройки, шитья и вязания. Некоторым успехом пользовались уроки изготовления игрушек. Местные дамочки были в восторге. Жизнь налаживалась. А тут возьми и подвернись некий отставной генерал из Мюнхена.

Вы можете поменять место жительства, перчатки и имя. А также дантиста, гардероб и цвет волос. Но куда деть прежние очарования? От иллюзий, коими тешит себя человек, избавиться крайне не просто. Вновь замаячили салоны, упоительный шоколад, личная прислуга и собственный выезд. Генерал много обещал, но временно убыл на родину, в Баварию. Где и был таков.

Белошвейка Шенлебен, томимая мечтами о Хорошей жизни, сердцем не упокоилась, а стала писать да скандалить. После угроз посетить возлюбленного в Мюнхене конфликт выплеснулся на общество Ноймаркт-ин-дер-Оберпфальц. И сразу куда-то делись восторженные вязанными игрушками дамочки. А за ними исчезли и доходы.

В 1808 году, точнее, в марте месяце, Наннет Шенлебен получила место экономки в доме судьи города Казендорфа. Уж каким образом сорокавосьмилетняя Анна познакомилась с молодым сыном герра Глейзера, сказать сложно. Еще сложнее объяснить, каким образом вызвала доверие. Однако и тем не менее.

На новой должности в большом и старом доме Анна Маргарета, точнее, Наннет, с особым рвением взялась за пятидесятилетнего судью Вольвганга Глейзера. Он был окружен заботой повсеместно. В том числе и в вопросе урегулирования супружеского противостояния. Жена хозяина осерчамши. И из дома ушедши. К маме, должно быть, подалась. Уж несколько месяцев, как тому.

Конфликт вообще процесс длящийся, мало предсказуемый и выгодный при желании и определенном умении. Любой юрист, а тем более судья в курсе. Это, можно сказать, хлеб насущный для правоведа ученого, а практикующего — тем более. И днеся, и присно, и во веки веков. Зачем мадам Шенлебен, она же Цванцингер, было сие миротворчество, сказать сложно. Но фрау Глейзер дала таки себя уговорить.

Дала на свою беду. Нет, поначалу был праздник. Фрау Глейзер встречал сам херр Глейзер. Этакая делегация на пороге родного дома. А чуть поодаль — прислуга. В том числе и Наннет Шенлебен. Но, переехав к супругу через три недели прежде здоровая женщина вдруг заболела. Несколько дней жесточайшей диареи, рвоты — и вот 26 августа 1808 года упокоилась на руках рыдающего мужа и под хлопоты заботливой экономки.

Вольвганг разочаровал фрау Цванцингер. Он так убивался по поводу смерти жены, что совсем не обращал внимания на хлопоты своей экономки. Опять никакой “шенлебен” не маячило ни Наннет, ни Анне Маргарете. Пришлось этот дом оставить. И искать счастье в другом. Благо она поняла, что мышьяк — единственный ее настоящий друг.

Через месяц, то есть 25 сентября, Наннет Шенлебен вошла экономкой в другой дом. Адвокат магистрата Санспарейля Грохманн, несмотря на свои тридцать восемь лет, сильно болел и с постели вставал не часто. Подагра — болезнь королей пришла к нему вместе с достатком и излишествами в питании. Новая экономка заменила ему и сиделку, и психолога.

Долгие беседы о семейном счастье, что, как известно, лучшее из лекарств, результат имели. Вот только совсем не тот, на который рассчитывала заботливая фрау Шенлебен. Херр Грохманн таки решил жениться. На удивление сорокавосьмилетней Наннет, не на ней.

Срочно выписали фроляйн, что давно дожидалась марьяжного предложения от успешного адвоката. Стоит ли говорить, что далее были диарея и рвота на одиннадцать дней и кончина жениха 8 мая 1809 года в муках. Анна Цванцингер вновь осталась под Черным крестом. Точнее, не у дел. Не то что там у Хорошей жизни. А значит, Наннет Шенлебен вновь в поисках.

В конце апреля 1809 года Наннет Шенлебен приехала в Байройт. Семья местного судьи нуждалась в заботливом управленце. Ведь фрау Гебхард была беременна. И вот-вот должна родить. Радостное событие состоялось 13 мая. И роженица, и младенец были здоровы, что в те времена случалось далеко не всегда. Однако диарея и рвота матери не позволяли отпраздновать в полной мере.

20 мая фрау Гебхард скончалась. Потом, уже у следователя, многие вспоминали, как покойная, перед тем как испустить дух, сказала экономке Наннет: — Милостивое небо! Ты дала мне яд! Но это было потом. А пока ей доверили не только ребенка, но весь дом.

25 августа 1809 года вдовец Гебхард принимал гостей. Но доужинать, как положено, им не довелось. Десерт остался нетронут. Все сотрапезники получили диарею и рвоту, так и не допив портвейна, что принесла им лично экономка Наннет Шенлебен.

Кроме того, на следующее утро стало известно, что с тем же отравлением слегли судейский посыльный, что выпил стакан вина, когда принес пакет судье Гебхарду, и носильщик Краузе, что допил портвейн из бокала, стоявшего на кухне.

Более того, он утверждал, что видел белый осадок в графине, который готовила к подаче экономка Шенлебен. Его поддержала кухарка Барбара Вальдеман, что также маялась диарей и рвотой несколько дней.

1 сентября 1809 года судья Гебхард вновь принимал коллег. И вновь неизменный результат. И это несмотря на то, что вместо вина было пиво. Важно, что наливала из бочки в подвале и подавала его Наннет Шенлебен. В этот раз ее уволили. Но лишь 3 сентября. В этот день она хотела закончить работу, подав на стол несколько солонок, которые наполнила сама.

Позже сотрудники Баварской полиции обнаружат в них столько мышьяка, что эта трапеза должна была стать последней для всех. Если бы ужин состоялся. Но его не было. Потому что перед ним в доме умерли две горничные, пившие последний кофе с уволенной экономкой, и младенец, успевший в своей жизни стать сиротой, которому Наннет Шенлебен дала молока.

До октября 1809 года Анна Маргарета Цванцигер, она же Наннет Шенлебен, переезжала из одного города Германии в другой. Нигде не могла найти убежища. Даже у дочери. Выяснилось, та хотела провернуть трюк с лотереей, что проделывала мать. Но опять не удачно. Потому и села в тюрьму.

Следы сына потерялись давно. Она осталась совсем одна. Или почти одна. Ведь за ней гналась полиция Баварии. Тут не до одиночества. Да и лучший друг — мышьяк всегда с собой. Но в этом случае Анне было не до него. Даже под Черным крестом она не оставляла надежды на Хорошую жизнь.

В конечном итоге Анну Маргарету задержали в середине октября. Суд состоялся в городе Кульмбах 16 апреля 1810 года. Она была признана виновной в убийстве шести человек, в том числе грудного ребенка. А кроме того, в покушении на убийство еще полутора десятка человек. Ее приговорили к смертной казни. Тогда в Германии головы рубили мечом. Независимо от пола осужденного.

Когда огласили приговор, Анна Маргарета сказала, что этот момент стал счастливым для человечества. Ибо она сама не прекратила бы травить окружающих. Кроме того, ей очень понравился молодой адвокат. И потому она обязательно придет к нему потом. Придет и расскажет о Хорошей жизни по ту сторону. Сторону, что под Черным крестом.